Название: Черная луна
Автор: Juxian Tang http://www.diary.ru/~juxian/?comments&a … 0215#more1
Фандом: Trinity Blood
Пэйринг: Леон/Хьюго
Рейтинг: NC-17
часть I
Дисклеймер: Trinity Blood является собственностью Yoshida Sunao и Thores Shibamoto. Я только позаимствовала... и не слишком хорошо распорядилась позаимствованным.
Warning: в этом фике я исходила из канона, ограниченного аниме. Так что, если вы знаете фандом в малейших тонкостях, может быть, вам не стоит этого читать. Также, само собой разумеется, что вам лучше этого не читать, если вам не нравится яой.
Саммари: Департамент специальных операций поручает Леону очередное задание, в котором замешан Хьюго де Ватто... в качестве подозреваемого.
ЧЕРНАЯ ЛУНА
Часть 1
Маленькое окошко над головой Профессора было ослепительным квадратом солнца, перечерченным прутьями рамы, и Леон несколько мгновений просто не мог оторвать от него глаз. У него в камере окна не было. Ему понадобилось сделать небольшое усилие, чтобы принять нарочито небрежную позу и произнести:
- Почему у меня такое чувство, что меня навещают, только когда от меня что-нибудь нужно?
Профессор добродушно улыбнулся, словно бы даже извиняясь - так, будто действительно сожалел о нарушении этикета в отношении Леона. Впрочем, улыбка почти сразу исчезла. Уильям не выглядел обеспокоенным – Леон не знал, что должно было случиться, чтобы он утратил свою обычную невозмутимость - но он казался... более рассеянным, чем обычно, что ли.
- У нас не хватает людей.
- О, как всегда.
- Да, как всегда.
- Вам нужно выбить несколько дополнительных ставок и нанять персонал.
Хотя – зачем им это делать? Они вполне могут сэкономить, ведь ему они платили не деньгами.
Профессор опять улыбнулся и кивнул; его взгляд по-прежнему был отсутствующим. Смысла тянуть этот пустой разговор не было.
- Что от меня требуется?
- 18 августа 3064 года, - проговорил Уильям; на коленях у него лежали бумаги, но он даже не заглянул в них. – Вена. Семья из трех человек стала жертвами вампиров в одну ночь. Убийства были совершены с особой жестокостью. В том числе погибла семилетняя девочка.
Как всегда в такие моменты, Леону показалось, что медальон на его шее потяжелел. Он ненавидел, когда его чувствами манипулировали, играли на тех струнах, перед которыми он был беспомощен. А именно это, как ему показалось, и делал сейчас Уильям. Как будто информация о погибшей девочке, почти ровеснице его дочери, могла заставить Леона относиться к предстоящей миссии с особым рвением.
Профессор открыл папку; Леон знал, что там были фотографии, но Уильям не спешил их показывать, и в некоторой степени вернуло ему уважение Леона.
- 19 августа были убиты еще двое человек.
- Банда вампиров?
Сейчас был конец сентября. Ну и чего Акс так долго чесался? Он представил, сколько людей банда могла погубить за это время.
- 21 августа были убиты еще трое. 22 августа банда обезврежена представителем Акс Хьюго де Ватто.
Леон откинулся на спинку стула. Он даже не заметил, в каком напряжении он был до этого. Отличная работа, Хьюго.
На этот раз фотографии легли на столик перед ним. Кровь; много крови. Блики солнца на стекле, отделяющем заключенного от посетителя, в каком-то смысле делали эту кровь нестрашной, почти искусственной. А разбросанные вокруг конечности – игрушечными. Леон даже не позволил своим бровям дрогнуть. Это были тела вампиров – и подонки однозначно заслужили свой конец.
- То есть, вопрос был решен, я так понимаю.
- 25 августа, - продолжил Профессор тем же монотонным голосом. – Мюнхен. Убита семья из пяти человек. Двое детей, близнецы шести лет. Еще одного ребенка мать успела спрятать в шкафу. Он остался жив. Ему год и два месяца.
- Вампиры?
- Да.
- Ускользнули из Вены? Или... – Хьюго не тех порешил, довольно равнодушно подумал Леон. Его отношение к вампирам менялось в зависимости от обстоятельств. Иногда он был в состоянии видеть в них живых существ с чувствами и желаниями, почти похожих на людей. Иногда – как сейчас – его захлестывало отвращение, и он охотно бы проголосовал за то, чтобы их всех усыпили, как больных собак.
- 27 августа, во время нападения на еще одну семью – муж и жена убиты – банда была обезврежена отцом де Ватто.
Леон почувствовал, как легкий холодок пробежал по его спине.
- Сколько... в банде было вампиров? – осторожно произнес он.
- Шестеро.
Ему даже не нужно было смотреть на фотографии – он знал, что увидит там. Кровь людей и кровь вампиров, смешавшаяся на полу, была одинаково красной.
- Хм... Хьюго быстро работает.
- Да, - произнес Профессор – и в его ответе прозвучала некая многозначительность, которая Леону совсем не понравилась. – Очень быстро. Люксембург, - продолжил он, - 10 сентября.
- Безумное бабье лето, не так ли? – Леон знал, что продолжение будет, ожидал этого – ничего не закончилось, иначе Уильям не был бы здесь. Однако в какой-то момент он принял решение. Он не станет ловить никаких намеков; если Акс хочет ему что-то сказать, то пусть скажет прямо.
В конце концов, он должен был Аксу лишь ровно столько, сколько стоила его жизнь, которой он готов был рисковать.
Интересно, считал ли он, будто что-то должен Хьюго...
- Похоже, что европейские вампиры просто взбесились, со всеми этими нападениями. Эпидемия умопомешательства?
Профессор опять покивал; это почти никогда не означало у него знак согласия, как Леону было хорошо известно.
- Да. Или кто-то ловко организовывает эту эпидемию.
- "Розен Кройц"?
- Это очевидный ответ.
А есть менее очевидный, хотелось спросить ему, и он напомнил себе, что сейчас собирается просто слушать.
- Люксембургская банда была уничтожена 15 сентября, через пять дней после начала нападений. От ее рук погибло двенадцать человек.
Казалось, Профессор ждет, что Леон задаст какой-то вопрос – и ему хотелось спросить. Вместо этого он потянулся, посмотрев на Профессора слегка прищуренными глазами, и, наконец, произнес:
- Ну что сказать? Как говорится, собаке собачья смерть.
Взгляд, который на него бросил Уильям, был острым, как лезвие, но его следующие слова прозвучали чрезвычайно осторожно.
- Разумеется, Акс никогда бы не стал сожалеть о том, что преступники нашли заслуженный конец. Несмотря на то, что нам чрезвычайно хотелось бы допросить хотя бы одного из них, чтобы получить от него сведения о ситуации. И Хьюго... отцу де Ватто были даны указания изыскать возможность взять одного из них живым.
- Значит, я полагаю, у него не было такой возможности.
- Вероятно.
- И вы хотите, чтобы такую возможность изыскал я?
Что ж, он мог бы это сделать. Почему нет – ему доставит удовольствие ввязаться в хорошую стычку с вампирами. А если одного из них и придется оставить в живых, чтобы за шкирку притащить в Ватикан – велика беда!
Молчание Профессора было странным ответом, но Леон решил, что ему придется удовлетвориться таким.
- И где сейчас орудует банда?
- Мы не знаем, - произнес Уильям. Вот так? Леон развел руками. – С середины сентября нападений больше не происходило. Но... мы знаем, где находится отец де Ватто. Он в Ливонии, в Вильно.
Позже, когда Леон думал об этом моменте, на него каждый раз накатывал такой же приступ тошноты, как в тот миг. Его пальцы судорожно сжались на сидении стула. Эти слова и то, что они подразумевали, не должны были оказаться для него шоком, он вполне был способен уловить многозначительные недомолвки в речи Профессора. Он просто не хотел их ловить. И даже то, что Уильям сказал сейчас – несколько мгновений спустя Леон нашел возможность иной интерпретации.
- Похоже, у отца де Ватто более информированные источники, чем у Акс.
- Все возможно. – К удивлению Леона, легкая, усталая улыбка появилась на лице Профессора. Он чуть помолчал и добавил. – Я думаю, Одуванчик, что мы не ошиблись, выбрав тебя для этого задания.
Леон слегка прикусил губу, не будучи уверенным, что ответить.
- В случае успешного выполнения задания с твоего срока будет списано 30 лет.
И тогда останется всего 880. Нет, нельзя было так думать, Леон всегда запрещал себе пораженческие мысли. Нельзя думать о том, что эти годы нереально отработать, на сколько бы миссий его ни посылали.
Он сможет; он вернется к Фане – и он надеялся, что она не успеет забыть его до этого.
Он поймал себя на том, что опять дотрагивается до медальона. Местами тот уже был вытерт до блеска от этих прикосновений, хотя Леон всегда старался контролировать себя, чтобы это не превращалось в рефлекс.
- Мы надеемся, что ты сумеешь предоставить нам полную и объективную информацию о происходящем. И на основании этой информации – мы будем принимать решение, как действовать дальше.
- Можно вопрос? – он все же не выдержал, наклонился вперед, поймал ускользающий взгляд Профессора. – Вы действительно считаете, что я именно тот человек, который хорошо собирает информацию?
Ему показалось, что Уильям в очередной раз уйдет от ответа или улыбнется своей бледной, ничего не значащей улыбкой. Но на этот раз он ответил.
- У нас нет другого подходящего человека. Отец Найтроуд сейчас занят... в другом месте. Треза обычно используют для других заданий.
А вы сами, профессор, хотелось спросить ему. Кто лучше вас знает Хьюго и понимает его? И возможно – возможно, именно вы сейчас там и нужны...
Он не произнес этого, но Уильям ответил и так, словно прочитал его мысли.
- Я не могу. Именно потому что я так хорошо знаю Хьюго. В этой ситуации необходима объективность – и мы рассчитываем, что ты проявишь ее, Леон. Насколько я помню, вы неплохо сработались с отцом де Ватто, особенно в Альбионе. И в то же время... твои личные чувства не будут вовлечены... Ведь вы почти не знаете друг друга.
* * *
Позже Леон не мог не признаться себе, что в этот момент его облегчение было столь же ярким, как эти лучи солнца за окном. Весь разговор держал его в напряжении, и среди намеков и недомолвок Уильяма он пытался найти ответ и на этот вопрос: знают? не знают? И если знают, то, возможно, здесь какой-то хитрый план...
Очевидно, они не знали. В Лондиниуме у всех было достаточно забот и без того, чтобы держать под наблюдением личную жизнь двоих агентов Департамента специальных операций.
В эту ночь, когда скоростной поезд нес его в Вильно – первая ночь его временной свободы – Леон не мог не вспоминать. Возможно, ему стоило бы потратить время на что-нибудь другое: еще раз посмотреть бумаги, составить план действий, но он не мог. Сидя в одиночестве в своем купе, он смотрел на темное окно, за которым чернота леса сменялась россыпью огней проезжаемых городов. Впрочем, куда лучше, чем то, что за окном, он видел свое собственное отражение – недостаточно интересный предмет, чтобы отвлечь от воспоминаний. Да Леон и не хотел отвлекаться.
Так часто за эти месяцы, прошедшие с коронации Эстер, он думал о том, что произошло. Впрочем, а что еще было делать в тюрьме, в камере два с половиной на три метра, когда читать надоедало, а все упражнения по поддержанию себя в форме исчерпаны. Только перебирать прошлое. И в прошлом Леона были куда более неприятные вещи, о которых совсем не хотелось вспоминать.
Он думал об Альбионе; это было задание как раз из таких, что ему нравились: много действия и сложный противник. Ему казалось, что он снова свободен, и это была не просто свобода тела, а свобода от мыслей, от воспоминаний, от сомнений. К тому же, рядом с ним был партнер, на которого можно было положиться. Хьюго де Ватто.
Они были разными, Леон всегда это чувствовал – такими разными, какими только можно быть – как огонь и ледяной поток; но и то, и другое могло быть равным по разрушительной силе. Леону нравилось, как сражается Танцор Мечей – и ему доставляло почти физическое удовольствие чувствовать на себе короткий одобрительный взгляд Хьюго.
Наверное, все происходящее ударило ему в голову – история с Абелем Найтроудом, то, что Эстер оказалась английской королевой... а потом его оставили на коронацию, хотя могли бы отправить обратно в камеру сразу, как он перестал быть нужным. Леон чувствовал себя как под действием легкого наркотика. Он бродил по парку, по комнатам дворца, наслаждаясь волей и тем уважением, которое ему, защитнику города, оказывали все, пытался отвязаться от приставаний Питера и Венди (ну, надо было признать, что не очень старательно пытался). Он твердо решил, что не будет думать в эти дни о том, что скоро ему придется опять вернуться в свою камеру – и ждать там, когда он понадобится и его снова выдернут оттуда, как забытую игрушку из шкафа.
Несколько раз в его прогулках по парку к нему присоединялся отец де Ватто. Едва ли его можно было назвать приятным собеседником. Холодный. Замкнутый. Молчаливый. Леон часто ловил себя на том, что его прямо тянет сказать что-нибудь вульгарное в присутствии этого ледяного принца – чтобы просто увидеть, как тот приподнимет бровь.
Интересно, ему нравится жить, как будто под стеклянным куполом, иногда думал Леон. И напоминал себе: а тебе нравится жить в клетке? Иногда человек оказывался не там, где он хочет, а там, куда его поместила судьба.
И ему нравился Хьюго, если уж быть совсем честным. Бывало, что в разговоре между ними вдруг возникало что-то – какое-то абсолютное, молчаливое взаимопонимание, какого Леон давно ни с кем не чувствовал.
Это был вечер накануне коронации; наверное, во всем было виновато слишком хорошее виски, от которого Леон ну никак не мог отказаться. Он сидел в гостиной, курил дорогие сигареты и всячески наслаждался жизнью. Все уже разошлись спать, только Хьюго стоял у окна, но он всегда ложился поздно. А Леону было просто жалко спать. Наслаждение жизнью оказалось таким полным, что когда Леон поднялся, чтобы налить себе очередную порцию виски, роскошный ковер в комнате очутился совсем не там, где он должен быть, и Леон со всей дури зацепился носком за его край..
- Ох... – вот этого он совсем не хотел – пятна от виски на белом ворсе. Он с грустью чувствовал, как стакан падает из его рук, а сам он тщетно пытается удержаться на ногах.
Виски так и не вылилось на ковер - тонкие белые пальцы подхватили стакан. И сам Леон тоже не упал – потому что другой рукой Хьюго обнял его, помогая сохранить равновесие.
- Как ты успел... – только и смог пробормотать Леон заплетающимся языком.
- Я знал, чего ждать, и был готов, - произнес Хьюго своим обычным, очень спокойным голосом.
Ну да, чего еще было ожидать, как Леон тут напился как свинья! Но вместо обиды эта мысль внезапно вызвала у Леона смех. Он захихикал; и увидел, как легкая улыбка мелькнула на губах Хьюго. Почему-то этого было достаточно, чтобы даже остатки стыда испарились и жизнь вновь показалась прекрасной.
Леон стоял и смеялся – до тех пор, пока вдруг не понял, что рука Хьюго по-прежнему лежит на его ребрах. Он все еще нуждался в поддержке? Видимо, да. Или... Леон почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо.
Он не был наивным, и ему хватало опыта, чтобы знать: некоторые вещи невозможно было истолковать иначе, и для этого не нужны были слова, не нужны были никакие особые жесты. Возможно ли – неужели он не ошибался - чтобы Хьюго, Снежная Королева в сутане, апофеоз невозмутимости... Он поднял глаза и заглянул в темно-синие глаза.
Я хочу его, подумал Леон; и тут же – я убью его, если он со мной играет. Две секунды – столько он решил дать Хьюго, чтобы тот принял решение. Все еще можно было остановить, просто сделать шаг назад, и они оба сделают вид, что ничего не произошло, всего лишь один товарищ помог другому, слегка подвыпившему. Раз-и, два-и... Во рту у Леона пересохло.
Не отводя от него взгляда, Хьюго осторожно поставил стакан с виски на стол.
- Я рад, что мы так хорошо понимаем друг друга, - проговорил он, и его пальцы вплелись в волосы Леона.
И в следующее мгновение Леон впился губами в губы Хьюго.
Если все эти дни в Лондиниуме Леону казалось, что он постепенно теряет разум от свалившейся на него свободы, то в этот миг крышу у него сорвало окончательно. Все ощущения слились воедино – опьяняющая радость победы, воля и... его тело так давно не соприкасалось ни с чьим другим. Да, в тюрьме ему достаточно часто приходилось удовлетворять себя – переизбыток свободного времени и скука, видите ли, но это... это было совсем другое.
Дыхание у него перехватило; ему показалось, что все его тело прошила молния – бросив его навстречу Хьюго – ближе, еще ближе, так, чтобы рты слились, чтобы грудные клетки соприкоснулись, колено между ног, руки переплетены, а его пах бесстыдно терся о пах Хьюго.
И этот аристократ, это красавчик, каждое движение которого казалось ритуалом, исполненным достоинства, отвечал толчком на каждый его толчок, встречал его на полпути, прижимаясь к нему еще теснее.
Леон тяжело дышал, когда их губы разомкнулись. Пальцы Хьюго все еще были вплетены в его волосы, словно не желали отпускать, а его глаза впервые выглядели не хрустально прозрачными, а затуманенными, утратившими фокус.
- Пойдем, - произнес он. Леон только кивнул – своему голосу он не доверял.
Какими же бесконечными были коридоры во дворце! Такими бесконечными, что можно было сотню раз передумать. Или задать какой-нибудь ненужный вопрос. Или сказать что-то неловкое. Леону казалось, что они никогда не придут. Он сам себя не понимал – в какой момент спокойная, чуть насмешливая симпатия к Танцору Мечей стала вот этой безумной, пожирающей страстью? Все потому, что он слишком долго сохранял целомудрие (вынужденно)? Леон всегда умел ценить красоту, никогда не пренебрегал ею, воплощенной в мужской или женской форме, а Хьюго был очень красив...
И этого достаточно, чтобы он чувствовал себя так, будто сейчас взорвется, если что-то не получится?
А может быть, причина была еще и в том, что в Хьюго он чувствовал ту же самую, голодную, ответную страсть – и уже сейчас Леон знал, что этот партнер будет для него и соперником, и соратником в постели, что они будут на равных...
Не передумали. Не сорвалось. Распахнулась дверь в прохладную, темную спальню – и дальше Леон помнил уже только вспышками. Огромная кровать – ну, во дворце все было огромным, такое вот неудобное представление о роскоши. Сброшенная одежда – кажется, несколько пуговиц пострадало. Сомкнувшиеся на его запястьях пальцы Хьюго – такие сильные, что, казалось, он без усилий может сломать ему кости. В полутьме лицо Хьюго казалось светящимся перламутром, а водопад его волос падал на грудь Леона и его лицо, ослепляя его.
И снова поцелуй – почти укус – в губы, и Леон поперхнулся, ощутив во рту вкус собственной крови, но в этом было что-то еще более опьяняющее.
И перемена позиции – теперь Хьюго распластан под ним, его запястья в замке пальцев Леона над головой, и Леону приходится прилагать все силы, чтобы удержать его, и ему нравится это сопротивление, нравится смирять человека, который настолько сильнее его.
Но под его рукой лицо Хьюго кажется таким хрупким, таким утонченным, черты почти разрушительной красоты... и совершенство его тела, широкой груди и впалого живота, четко очерченных ключиц и длинных рук... и бесконечные полоски шрамов на ослепительно белой коже.
Леон помнил, как их языки сплетались в яростном танце. Холодный? Высокомерный? В постели Хьюго был каким угодно, но не холодным. От того, как он прогибался навстречу поцелуям Леона, спускающимся по его груди и животу, можно было сойти с ума.
Где-то в дальнем уголке мозга маячил вопрос – сколько же у *тебя* никого не было, мой милый? И почему? Но в то же время Леону не хотелось бы получить ответ. Лучше не знать. Пусть будет так, как будет. Даже если Леон просто подвернулся под руку – хотя он очень сомневался, что Хьюго что-либо делает потому, что "подворачивается".
Он помнил, как спустился поцелуями по впалому животу, до золотистых колечек волос в паху, как часто и сильно вздымалась грудь Хьюго, и как тот выгнулся дугой, когда Леон провел языком вдоль вены на его напряженном члене. Его кожа была солоноватой и теплой, и пахла терпко и узнаваемо, и все это еще немного удивляло, потому что, оказывается, под ледяной маской скрывался человек – человек, сперма которого имела тот же солено-горький вкус, как у других.
Правда, через некоторое время Леон пересмотрел свою точку зрения на человечность Хьюго – когда тот довел его почти до отчаяния, дразня его и играя с ним, даря наслаждение на грани агонии. Леон даже не знал, что может кричать в постели – и тонкие белые пальцы будут совать ему в рот угол простыни, чтобы никого не разбудить, и на губах Хьюго будет играть эта маленькая, чуть печальная усмешка, которая будет сводить Леона с ума.
На следующий день на коронации он то и дело ловил себя на том, что смотрит не на Эстер, идущую по проходу, не на Папу – а косит глазом на стоящего рядом Хьюго. При свете дня Леона почти что могли бы одолевать сомнения в реальности происшедшего – а было ли что-нибудь? Сам Леон, глядя в зеркало, не обнаруживал никаких следов на своей внешности – разве что слегка помятая с перепою физиономия. Но когда он смотрел на Хьюго, внутри у него все пело от радости.
Танцор Мечей выглядел как всегда строго и держался с абсолютным самообладанием, но под глазами были синие круги, а вокруг губ – и тут у Леона просто сердце подскакивало – кожа слегка покраснела. Конечно, все дело было в его очень белой коже, и не стоило так радоваться, что твой небритый подбородок наградил кого-то раздражением, но Леон прямо-таки не мог сдержаться. Почему-то это свидетельство того, что было – то, что он пометил своим знаком этого прекрасного и холодного человека - просто затмевало рассудок.
И между радостью и страхом, что это была всего лишь одна ночь, что все закончилось, он проворонил почти всю коронацию.
Это была не единственная ночь. На самом деле, их было две – эта и следующая: Хьюго, обычно допоздна задерживающийся, вдруг отправляется спать довольно рано... и узкая тень проскальзывает в комнату Леона.
Он не мог бы объяснить, почему эта вторая ночь значила гораздо больше, чем первая. Но она значила – хотя того голода, что толкнул их в объятия друг к другу, уже не было. Первую ночь Леон вспоминал очень часто (на самом деле, почти каждый раз, когда в одиночестве камеры его рука начинала скользить вдоль стоящего члена). Вторую ночь Леон почти не вспоминал – удерживал себя, будто от воспоминаний она могла бы замылиться – или утратить что-то невыразимое, несказанное, что было в ней.
Они почти не разговаривали – это было ненужно. Да и о чем можно было говорить? На следующий день Леона отправляли обратно в Ватикан. Они оба знали, кто они такие: осужденный убийца и одержимый с дурной репутацией. А тайны – вряд ли ими стоило делиться... лучше было, чтобы они остались лежать там, где их похоронили. Тайны у каждого были свои – даже когда на грудь Хьюго падал медальон Леона, приподнимающегося над ним.
Думать о том, когда судьба снова сведет их, было глупо – все равно что тратить силы на ненужные надежды. Леон и не думал. Но хотя у его кошмаров, как и прежде, всегда было лицо его жены, с того времени в Альбионе у него случались и другие сны – обращенное к нему в полутьме лицо Хьюго де Ватто.
Судьба оказалась добрее, чем Леон ожидал (или изощреннее?) Скоро – через шесть часов (Леон бросил взгляд на часы) – он увидит Хьюго. При этой мысли у его слегка искаженного отражения уголки губ неудержимо поползли вверх. Выглядишь, словно кот, которого поманили блюдечком со сметаной, сказал он себе.
Он не был глупцом, он понял все, что Уильям сказал – и что предпочел утаить; и все же Леон не мог представить себе, что результатом этой его поездки станет что-то, что повредит Хьюго или даже поставит его вне закона. У него было достаточно опыта, чтобы знать, что оптимизм, особенно неоправданный, не дает иммунитета от неприятностей, даже напротив, самые серьезные неприятности происходят именно тогда, когда их не ждешь.
И все же... Мысль о пальцах Хьюго, сжимающих его соски, о губах Хьюго, обнимающих его член, о яростном соединении их тел была сильнее, чем любые опасения, которые могли бы у него быть.
Что бы ни случилось, думал он, по крайней мере, *это* у них снова будет. Леон был твердо уверен.
И все же, укладываясь, наконец, спать в слегка покачивающемся вагоне, Леон поймал ту мысль, которая тревожила его с самого утра, со слов, произнесенных Профессором. В одном Уильям был прав: он совсем не знал Хьюго.
* * *
Было ранее солнечное утро, когда поезд остановился на вокзале в Вильно. Небольшая кучка людей высыпала из вагонов. Леон никогда не был в этом городе, но вокзал его не впечатлил, в нем не было солидности и величественности, свойственных многим древним строениям. По правде говоря, здание казалось попросту старым.
Город, впрочем, выглядел довольно милым; Леон, зевая, рассматривал улицы из окошка такси, следующего по адресу, который записал для него Профессор. Позже он часто думал, что это были последние двадцать минут покоя на протяжении этой миссии.
Отец де Ватто остановился не в отеле; что само по себе подозрений не вызывало. Леон сам предпочитал комфорт отелей, но знал, что есть люди, не переносящие казенной обстановки. Он поднялся по лестнице ничем не примечательного дома на третий этаж и нажал на кнопку звонка. Раздалась птичья трель, хриплая и внезапно оборвавшаяся. Да уж, птички в парке Букингемского дворца пели совсем не так. Леон улыбнулся – и тут дверь распахнулась.
Лицо, на которое Леон смотрел, казалось почти лицом незнакомца. За те месяцы, что прошли с Альбиона, Леон так часто думал о своем недолгом любовнике, так часто вспоминал его – и все же Хьюго выглядел другим, чем в его воспоминаниях. Столь же безупречные черты, спокойный, холодный взгляд, струящиеся волосы, безупречно прямая осанка... Леон забыл главное: как тяжело порой было ощущать эту прозрачную стену, что Танцор Мечей ставил между собой и всем миром. В те две ночи эта стена рухнула – но сейчас она снова была на месте. Леон провел за прозрачным непробиваемым стеклом достаточно времени, чтобы узнать это ощущение. Под ложечкой у него засосало.
- Привет. – Он не подготовился, он был уверен, что все получится, что слова придут. – Меня прислали... Департамент прислал... на помощь тебе.
- Я знаю. Заходи.
Квартира была однокомнатной, практически пустой – отсутствие комфорта было почти шокирующим, хотя Леон и привык к походной жизни. Клетчатый плед, застилающий тахту, создавал особенно жалкое впечатление.
- Извини мой внешний вид. Я упражнялся.
- Хм. Я так и понял.
Окно было открыто, впуская холодный утренний воздух, а на коже Хьюго, обнаженного до пояса, блестела тонкая пленка пота. Он взял полотенце и накинул себе на плечи.
- Я получил сообщение от Уильяма. Примечательно, что Департамент, при всей нехватке сотрудников, так беспокоится о том, чтобы я не перетрудился, что прислал мне помощника.
Я на твоей стороне, хотел сказать Леон. Но было ли это так? Тот Хьюго, что жил в его воспоминаниях, действительно был вне подозрений, за него Леон готов был ручаться жизнью. Но этот чужой, почти незнакомый человек, что стоял перед ним в крошечной комнатке, а солнце золотило белизну его плеч...
Кажется, он и не нуждался в том, чтобы кто-либо был на его стороне.
Странно, какое усилие потребовалось для того, чтобы просто усмехнуться – открытой, ничего не значащей улыбкой.
- Что ж, тогда, я думаю, для меня эта поездка обернется просто приятным отпуском. Как ты понимаешь, я не в таком положении, чтобы отказываться от него.
В глазах Хьюго что-то мелькнуло – словно Хьюго не был настолько равнодушен к положению Леона, как могло показаться.
- Вильно красивый город.
- Судя по тому, что я видел из окошка такси – да.
И ты приехал сюда наслаждаться красотами столицы Ливонии, Хьюго? Леон не задал этого вопроса. Спросить это сейчас значило бы добавить дополнительный слой стекла между ними – а оно и так, казалось, звенело от напряжения.
- Департамент еще всунул мне безбожное количество бумаг, которые я надеюсь заполнить с твоей помощью. Удивительно, что у них еще есть место, где хранить все эти документы. Если Ватикан когда-нибудь падет, я уверен, что это будет под ворохом бумаг.
Как сильно ему бы хотелось увидеть сейчас маленькую улыбку Хьюго, искривляющую его губы. Но Хьюго не был Профессором, он не улыбался из вежливости.
- Бумаги?
- Да, сплошные формальности. Акс считает, что твоим отчетам отчаянно не хватает деталей.
Например, где ты был в ночь на 18 августа. На 25 августа. На 10 сентября. И какие именно источники каждый раз выводили тебя на банду вампиров *до того*, как эти сведения появлялись в Акс... и даже порой до того, как в Акс появлялись сведения о нападениях.
- Я понимаю. Я постараюсь по возможности удовлетворить твое любопытство.
Этот холодный голос и холодный тон причиняли Леону странную боль. Он все не так себе представлял! Все должно было быть по-другому!
- Мое любопытство не имеет к этому никакого отношения.
Что ж, если Хьюго хочет – пусть будет так. Двое могут перебрасываться словами, отточенными фразами... Леон умел обращаться и с этим оружием. Но как же ему не хотелось – не хотелось переводить их разговор в эту плоскость!
Словно надломившись и все же очень легко, Хьюго опустился на тахту. Леон быстро осмотрелся – в комнате не было стульев - и присел на угол стола.
- Ты хочешь начать заполнение бумаг прямо сейчас, Леон?
Вытащи папку, разложи документы... и стеклянная стена взорвется фонтаном осколков. Леон знал это так же точно, как свое собственное имя. Он покачал головой.
- Нет? – лишь легкий металлический оттенок в голосе Хьюго выдавал, что что-то не так. Все было не так, на самом деле. Леону не хотелось думать, оправданы ли подозрения Акс, но одно он знал точно – тут что-то было очень и очень неправильным. – Тогда чего же ты хочешь?
Хороший вопрос. Из таких, что вонзаются, как кулак в солнечное сплетение. Чего Леон хотел? Он ехал сюда и думал об одном, хотел одного – того, что казалось таким невозможным, недосягаемым при встрече. Этот мужчина перед ним – широкая грудь, узкие бедра, длинные, небрежно скрещенные ноги – как же невыразимо желанен Хьюго все еще был для него!
Даже если он действительно сделал то, в чем его подозревают, спросил осторожный внутренний голос.
Да, а что сделал он, Леон? И если Хьюго не считал ниже своего достоинства трахать убийцу – то почему бы Леон посчитал так?
- Ты знаешь, в чем тебя подозревают, - произнес он.
Ему не хотелось воплощать это в слова: в провокации... или хуже, в хладнокровной инсценировке, которая позволила ему утолять свою жажду крови, убивая столько вампиров и так жестоко, как ему хотелось.
Грациозное движение, и почти соскользнувшее с плеч Хьюго полотенце вернулось на место.
- Знаю.
Знаешь – и смирился с тем, что твой план раскрыт и по твоим следам уже идут? Пустили сперва меня, но ты ведь понимаешь, что следующим будет Трез. Или знаешь – но считаешь ниже своего достоинства оправдываться?
Ему показалось, что какая-то тень мелькнула в глазах Хьюго, он провел рукой перед глазами – и в этот миг, кратчайший миг, холодное лицо выглядело почти растерянным.
Схватить его и вытряхнуть из него всю правду, чего бы это не стоило! Леон сам не знал, как удержался от этого движения. Силой тут ничего не сделаешь. Наверное, вид ужасных шрамов, пересекающих тело Хьюго, остановил его. Много ли от него добились те, кто резал его на кусочки? Почему-то Леон был уверен, что очень немногого.
- Ты расскажешь мне, - произнес он. – Когда сам захочешь и что захочешь. – Он не ждал ответа, но все же делал паузы между словами, потому что они удивительно трудно давались ему. – А если нет...
- А если нет?
- Значит, у меня хотя бы останется воспоминание о нескольких днях, проведенных в красивом городе Вильно.
- И все?
И о том, как близко ты был, но мне не удалось дотронуться до тебя. Эта мысль была такой отчетливой, что Леону показалось, будто он произнес эти слова вслух. Что же он за человек, если ничто, даже такие ужасные подозрения, что витали над его партнером, не могли сбить его с мыслей о сексе? Но Леон ничего не мог с собой поделать. Он мог не доверять Хьюго, укрепляться в своих подозрениях, тот мог ему даже не нравиться... но когда тот сидел напротив него, в одном полотенце на плечах, Леон не мог не хотеть его.
- И все, - произнес он.
Вот тогда на губах Хьюго мелькнула эта знакомая, маленькая улыбочка. И, как это уже однажды было, Леон вдруг почувствовал, что им не нужно ни слов, ни жестов, чтобы понять друг друга. И вслух ничего не нужно было говорить. Потому что Хьюго все понимал – потому что взгляд Хьюго был таким же голодным, как его собственный.
Леон сглотнул; в воцарившейся тишине звук показался очень громким. Это наваждение, подумал он... или мы два ненормальных, которые не могут думать ни о чем, кроме секса, в городе, в котором – если подозрения правда – скоро кто-то захлебнется кровью.
Но это будет не раньше, чем стемнеет – а еще только утро, еще будет время все узнать, все предотвратить... голос соблазна был слабым, но Леон и не нуждался в убеждении. Как в тумане, он слез со стола, глядя, как Хьюго поднимается с тахты и подходит к нему.
Стеклянная стена раскололась – оказалась очень хрупкой, достаточно было протянутой руки, белых пальцев, дотрагивающихся до щеки Леона. И все же – даже когда узкое, напряженное тело Хьюго оказалось в его объятиях, даже когда их рты слились, найдя друг друга, а каждый из них ощутил возбуждение другого, равное собственному – даже тогда Леону казалось, что он может чувствовать осколки этого стекла под ногами, ранящие их обоих.
Я еще фик на дайрях читал. Хорош )))